Книга Коллекция «Romantic»  - Шарлотта Ульрих

Я стояла около письменного стола, рассматривала Сашины полки. Чего там только не было! Учебники, игрушки, коробки от компьютерных железяк, рекламные наклейки.

— Стриптизерша, — вдруг сказал он.

Я развернулась и уставилась на него.

— Почему?

Юбка была вовсе не короткой, кофточка с меня не сваливалась, стояла я в обычной позе. Почему стриптизерша?

Саша ничего не ответил, только отвернулся к монитору. Но через какое-то время встал и подошел ко мне:

— Хватит рассматривать бардак.

— Интересно же. Что это? — я показала на листок, который крепился прозрачной лентой к полке.

— Это я у бати с работы стащил.

— А-а…

И тут я почувствовала, что он прикоснулся рукой к моей руке, будто бы даже взял ее, но так неопределенно… От неожиданности я перестала улыбаться. Я так боялась его спугнуть и в то же время не знала, что делать дальше, что моя рука… непроизвольно дернулась.

Саша тут же отпустил ее, словно и не держал. Расценил мое движение как попытку освободиться, будто мне неприятно. Я опустила голову, понимая, что все испортила. Вид мой стал испуганным и печальным, что, конечно, все портило, ведь и это Саша понимал не так.

Я снова села на кровать, а он только ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА со мной рядом. Но так естественно! Стоял, что-то рассказывал, а потом раз и спокойно сел на расстоянии пяти сантиметров. Я еще специально их посчитала, обдумывая, это случайно?

Саша продолжал говорить, а я его слушать и думать: «Ну, почему пять сантиметров? Если бы хотел просто сесть, сел бы подальше. Сантиметров двадцать или тридцать. А если хотел прикоснуться, то к чему они?» Но Саша сидел почти без движения, словно прирос к месту. И я тоже не знала, что делать дальше.

— Что это? — спросила его, когда услышала звук поезда из окна.

— Поезд, — усмехнулся Саша. — Мы ведь живем у вокзала.

Я подбежала к подоконнику и выглянула в открытое окно. Я приезжала к нему на этих поездах, и мне хотелось увидеть, как отсюда, из Сашиного окна, смотрятся те вагоны. Они были настолько маленькие, настолько ничтожные, что представить себя в одном из них просто не смогла.

Когда на кухне все стали пить чай, я старалась на Сашу не смотреть. А он старался не смотреть на меня. Но я не утерпела и взглянула. Уголки рта тут же поползли вверх. Саша перехватил мой взгляд и тоже расплылся в улыбке.

Это ужасно! Сидеть при родителях и улыбаться друг другу. Да еще как! И я стала смотреть на Витю, мужа Сашиной сестры. Он рассказывал что-то про интернатуру. Он тоже взглянул на меня и на долю секунды почему-то задержал взгляд.

А потом мама с какого-то перепугу заговорила о нашей даче.

— Нам пришлось оставить ее ночевать одну, — говорила мама обо мне.

— И ты не боялась? — спрашивала ее тетя Тоня с тревогой. — Я бы так ни за что не поступила! Ребенок один на даче!

И я чувствовала себя героиней, смелой и отважной!

— А еще недавно у нас машина сгорела! — продолжала хвастаться мама. — Мы ехали, а из капота вдруг вырвалось пламя!

Тетя Тоня охала и ахала, а я просто росла в своих глазах! Как в трудных моментах проявляла наивысшее умение владеть собой. Настоящая героиня! На самом деле все было не так страшно, папа только обжег руку, а мама потеряла третий том «Войны и мира». Но в глазах Саши моя жизнь была полна приключений! Я и сама верила в это, забывая, что два месяца на даче почти ни с кем не общалась.

Потом мама перешла к рассказам о моей сестре, вначале забыв это подчеркнуть.

— Представляете, — восхищалась она. — Ее парень забирается на балкон и каждый день оставляет цветы!

Я поняла, что все подумали обо мне. И не знала, как показать, что это ко мне не относится. Но Саша весь уже внутренне сжался и поник. Вся его красота вдруг исчезла. Возникла пауза.

— Кому? — спросила тетя Тоня. — Ей?

— Нет, конечно! — мама наконец-то поняла свою ошибку. — Моей старшей! Эта еще маленькая!

Да-да, я очень-очень маленькая, и у меня никого-никого нет!

Саша просиял, выпрямился и сделался снова красивым. Я обрадовалась, что мама не стала рассказывать о выпускном.

— А теперь пойдемте фотографироваться! — после чая скомандовала она.

Саша попытался быстренько слинять, но она поймала его на пороге.

— Саша! Куда ты! Пойдем фотографироваться!

— Я не фотогеничный, я вам только фото испорчу!

— Нет, Саша! Ты же тут самый главный! Как без тебя!

Мама сделала общие фотографии, когда мы все расположились на диване.

— А теперь давай вас вместе щелкну! — сказала мама мне и ему.

Саша испытывал явный дискомфорт, встал со мной рядом, понимая, что деваться-то ему некуда.

— Саш, ты поближе-то подойди! — засмеялась его сестра.

И он свирепо придвинулся ко мне вплотную, я же мило улыбнулась, и затвор щелкнул. После чего Саши и след простыл.

Я тихо вошла в его комнату, он сидел за монитором, всем видом демонстрируя равнодушие. Остановилась позади кресла, и молча стала гасить негатив. Не знала, как это получалось. Просто представляла, как он успокаивается.

— Сфотографировались? — холодно спросил он.

— Ага, — нежно ответила и, правда, чувствовала, что ему становилось спокойнее.

На тут на пороге появились родители.

— Ой, Саша, какая у тебя красивая картинка! — мама заметила закат на Сашином рабочем столе, солнце садилось в море, от него шли лучи и рядом надпись «Lost Paradise».

— Что здесь написано? — не унималась она.

— Лост Парадайс, — ответил Саша.

— И что означает?

— Потерянный рай.

— Саша, да ты романтик!

Я возмутилась до глубины души. «Саша не романтик! Неужели не видно!» — хотелось сказать маме. Саша пожал плечами.

Когда наконец-то родители ушли, он включил музыку. Я пересела в кресло и слушала, покачивая в такт ногой. На улице уже начало темнеть, слабеющий свет из окна попадал в комнату и переплетался со светом монитора. Я улыбалась и старалась не вникать в смысл песен, которые, как назло, все были о любви. Но эмоции скрыть не представлялось никакой возможности, и я сама начинала отворачиваться к монитору в надежде сконцентрировать свое внимание на чем-то ином.

В комнате стало совсем темно, Саша согнал меня с кресла под предлогом сменить песню, а я, раскрепостившись, стерла с лица последние остатки скромности и открыто смотрела ему в глаза. Я догадывалась, что темнота делала мой взгляд странным, бездонным, почти мистическим.

— Тебя надо помучить! — сказал он. Мы уже неизвестно сколько, не отрываясь, смотрели друг на друга.